В феврале этого года я впервые за долго время получила очень эмоциональную, насыщенную игру. Сама камерка прошла в совершенно другом эмоциональном ключе, но предсыгровка была яркой, внезапной и слишком неожиданной. Так сказать, ОТП.
Камерка была по Киндрэт.
А я играла Констанс. Отчет я сюда не буду закидывать, он лежит не здесь и он был написан для совершенно других нужд. Здесь я оставлю тексты, которые были написаны по следам предсыгровки. Перечитываю их - и аж в груди щемит.

Второй очерк - не публиковался более нигде, и нигде больше и не будет публиковаться. Он очень личный.

***
Кабинет дир-дале кутался в ночную тишину Вены, словно в плащ, по которому каплями стекали отдаленные звуки города: сигнализация машины, голоса людей, плеск воды. Эти капли будто бы проходили сквозь вату и становились глухими, едва различимыми. Казалось, что эту тишину можно было зачерпывать руками: густая, вязкая и текучая, словно черный вересковый мед, который до краев был налит в кадку.

И такая же горькая.

Рыжая леди Даханавар сидела в кресле напротив огромного окна и бесцельно листала старинный фолиант, лежавший у нее на коленях. Посторонний, заглянувший к ней, подумал бы, что она занята изучением текстов. Но зайди в кабинет кто-то, кто знает ее глубже, то сразу бы стало ясно, что мыслями она была не то, что не в книге, а даже не в Вене. Она смотрела на ночные огни города, слегка покусывая нижнюю губу, и одной рукой теребила выбившуюся из-за уха прядь волос; меж бровей залегла едва заметная складка. В глубине янтарных глаз, на самом их дне, плескалась затаенная тревога, которая смешивалась со странными бликами грустного веселья.

Констанс тихо вздохнула… и тишина взорвалась мириадами разнообразных звуков. Где-то торопливо зацокали каблучки, зашуршали страницы фолианта, а вдалеке пробили часы, отмеряя два пополуночи. Дир-дале, наконец-то, захлопнула книгу и сама вздрогнула от того, насколько громко это вышло. Она отложила чтение в сторону, взамен взяв в руки бокал, в котором еще оставалось пару глотков. Заглянув в него, она одними губами прошептала:

- Чертов Техас… Чертова ночь... Чертов лугат! Чертова моя голова!

С последними словами рыжая леди в сердцах швырнула бокал в стену. Послышался звон – и на светлых обоях кабинета печально растеклось темное пятно. Констанс сердито на него посмотрела, словно оно было во всем виновато, особенно – в событиях полугодовалой давности.
Она никак не могла сосредоточиться на важном.

Мысли девушки постоянно возвращались к ночному Дахшуру, а в голове один за другим пролетали образы обо всем, что тогда творилось. И ведь прошло уже более полугода, а последнее время в обществе киндрэт происходило что-то совсем неладное. Неприятные события, словно сговорившись, сыпались один за другим, в связи с чем у дир-дале было много работы. Хоть те же проблемные Асимане. Или портал Нософорос, так не вовремя открывшийся в Вене. Или сны, приходившие каждую ночь к каждому из Даханавар и приносившие с собой боль.

Но, кажется, в ту летнюю ночь, когда она позволила себе совсем немножко побыть бесшабашным, беззаботным подростком, который не знает горя и забот, в ней надломился какой-то внутренний стержень, который поддерживал в ее голове образ правильной леди Даханавар. Со стороны все выглядело так, словно бы ничего и не произошло: она отлично умела играть свою роль. Но во рту ощущалась горечь, а внутренний голос нашептывал Констанс, что когда-то давно, в начале далеких 1800-х, она упустила возможность побыть живой.

И складка меж бровями становилась глубже.

"Наверное", – утешала она сама себя, – "через это проходят все киндрэт. Просто нужно перерасти этот период и тогда – но не обязательно завтра – все вернется в прежнее русло. Нужно всего лишь подождать…"

А в ответ, словно бы в насмешку, ночь за окном шептала ей знакомым голосом:

"Беседы ночью.
Тьма. Звезда. И суть пути.
Уснула вечность".

И вторая леди Констанс Даханавар закрывала глаза и позволяла себе еще чуть-чуть, хотя бы в мыслях, побыть маленькой бесшабашной леди, танцевавшей танго в пустыне Техаса.

***
- Господин Ра-Ил, вы же помните мое обещание? - Дир-дале смотрела на лугата исподлобья, словно не веря, что такую глупость можно было запомнить. Она вот почему-то помнила. - Про воспоминание. Можно?
Рыжая леди протянула руки к лугату ладонями вверх. Она не ждала ответа, потому что вопрос был скорее риторический. Она не сомневалась, что он помнит, как помнит многое из того, что было давным-давно забыто другими. Она просто ждала, когда он коснется ее рук, чтобы отдать.
Не это обещание, нет.
- Это не плата. - Она замолчала на мгновение. - Я просто хочу поделиться этим с вами, пока его ценность для меня не исчезла совсем.
Ее ладоней коснулись сухие и теплые ладони Ра-Ила. Дир-дале закрыла глаза и ностальгически улыбнулась, впуская лугата в душный августовский день...

...душно. Душно настолько, что каждый вдох даётся с трудом. Первый, второй, третий... Дальше - легче, но все равно с усилием.
Спину покалывает: она лежит на свежескошенной траве, с нее каплями стекает речная вода, а на носу - сидит бабочка. Спокойствие и умиротворение, которое свойственно только очень старым людям. Таким, как мистер О'Ширли, который, наверное, древнее той земли, на которой живет. Но нет, она - маленькая босоногая девчонка с рыжими волосами до пояса - тоже это ощущает.
Она чуть хмурится, глядя на солнце сквозь полуприкрытые веки. Жаркое, высокое августовское солнце. Воздух пахнет прогретым за день лесом, скошенной травой и речной водой. И озоном.
Она ещё не знает этого слова, но вот запах - запах приближающейся грозы - она знает лучше любого другого. И резко садится, смахивая бабочку с носа. Она вертит головой, снова хмурится и нервно дёргает себя за прядь, пытаясь увидеть их.
И видит.
Темные, черные тучи, наползающие на ее городок с запада, которые словно поглощают свет.
В груди кольнула жаркая, как этот удивительный август, радость. Следом за ней, словно свечи в ночи, зажглись восторг, восхищение, страх и жажда. Ярко, как не горит ни одна свеча. Эти эмоции переполняли девочку. Она с замиранием сердца наблюдала, как грозовые тучи постепенно захватывают небо от горизонта до горизонта.
Прошло едва ли десять минут - и ее волосы огненным крылом разметал первый порыв сильного ветра. Она же в ответ рассмеялась - звонко, заливисто, чисто. Как умеют только дети. И вскочила на ноги, приплясывая на месте выученный с матерью танец. Неумело, но заразительно. Так, чтобы каждая стрела рогоза, каждое молодое дерево в лесу, каждый залётный ворон захотели вторить ей.
И они вторили.
Когда упала первая тяжёлая капля, она замерла - и замерло все вокруг. Она ждала - и ждало все вокруг. И только когда в нарастающем шелесте дождя послышался странный, рваный ритм, она сделала первое движение.
Шаг, шаг, ещё шаг. Отбить ритм. Поворот вокруг оси, словно балерина в музыкальной шкатулке. Распахнутые навстречу ливню объятия, словно говорящие: "Вот она я. Забирай!"
И в этот момент небо полыхнуло молнией. А спустя пару мгновений докатился гром.
Она - босоногая, худая девчонка в мокром платье, с налипшими на лицо и спину волосами - распахнула глаза и запела, словно гром был первым аккордом.
Песня без слов на мелодию грозы. Упоение от понимания, насколько неукротимая сила сейчас слушает ее тонкий детский голосок. Счастье от того, что этот миг, эта сила - только для нее.
До опушки леса, где располагалась ее деревня, донёсся мелодичный смех, похожий на звон не слышимого никем ранее хрустального колокольчика. И жители прятались в дома, запирая двери и шепча: "Сумасшедшая фэйри"...

...дир-дале опустила руки и беспомощно, бессильно улыбнулась глядя мимо лугата.
- Пока его ценность для меня не исчезла совсем, - глухим эхом повторила она. - Пока там я ещё жива.